Девушка прислушалась – снаружи не доносилось ни звука, даже за дровами дежурные еще не пошли.
Поэтому она на цыпочках прошла в сени, схватила первую попавшуюся овчинку из ряда общей ученической одежды, висевшей на крючках, вбитых прямо в балку стены, и, все-таки скрипнув входной дверью, проскользнула во двор.
В горах занималось густое и серое мглистое утро. Повинуясь злому северному ветру, толстобокие облака беспорядочною толпою неслись над верхушками деревьев – день обещал быть пасмурным.
По Таниным расчетам, не было и пяти, а занятия начинались ровно в семь утра: сначала бег через лесной бурелом, на завтрак каша и горький отвар, а дальше – руны, знаки, формулы, пирамиды…
Ее золотисто-пепельные волосы отросли ниже спины, спутались и разлохматились, а тело исхудало от постоянного недоедания. Но благодаря ежедневным физическим нагрузкам появились мышцы, выпрямилась спина, расправились плечи. Увидели бы ее бывшие друзья и знакомые – точно не узнали бы. Да и не могла Таня толком оценить все изменения в своей внешности: вот уже третий год она не видела даже простого зеркала. Даша рассказывала шепотом новой подруге, что зеркала им специально не выдают, чтобы не переговаривались с родственниками или просто не сбежали по тайным переходам – это было под силу многим из девушек, в том числе и Даше. Поэтому все ученицы умывались в ручье, где и могли полюбоваться своим отражением, там же чистили зубы, «принимали душ», стирали и сушили одежду, расчесывали волосы грубыми деревянными щетками.
Для всех друзей, и для своей семьи в первую очередь, Таня училась в одном из высших учебных заведений Лондона, на факультете международных связей. Да, знали бы родители, где их дочь пребывает на самом деле, – в глухих карпатских лесах… По колдовскому закону во время учебы о семье запрещалось даже думать, чтобы не навлечь на родных беду или проклятие. Вспомнив об этом, Татьяна переключилась на дорогу. Подняла с земли короткий сучок, быстро соорудила с его помощью нехитрую прическу, затем перемахнула через низкий плетень и побежала на высокий холм в лес. Там, среди голых кустов и островков бледного мха, вилась едва заметная тропинка, ведущая через неглубокий овражек к поляне с широким мшистым пнем в самом центре, ее любимому тайному месту.
Оказавшись на поляне, Татьяна все-таки оглянулась, но ничего подозрительного не заметила. Щелчок пальцами – вызов магической стихии ветра, затем – мысленная картинка в воображении, легкое касание браслета – и вот перед ней столь желанная чашка горячего кофе.
Сделав первый большой глоток обжигающего напитка, девушка ухмыльнулась: знала бы ведьма Олеша, что одна из ее учениц кофе тайком попивает, о-о-о… Побьет старая карга связкой тонких ивовых прутьев, а то и кочергой. Тане и так изрядно доставалось за вечную неуспеваемость по руническому письму. Остальные ученицы с самого детства знали, что будут ведьмами, поэтому еще под неусыпным присмотром родителей изучали проклятое трехстрочье. Для Татьяны же эта наука представлялась не чем иным, как мудреной китайской грамотой.
Руны, идущие в первой строчке, обозначали слова. Во второй шли знаки, символические изображения жестов: творящий заклинание должен был в точности воспроизвести нарисованное движение. В нижней третьей строчке находился эморяд – синусоида, индикатор эмоций. Только гармоничное сочетание всех трех рядов порождало правильное заклятие, но самое сложное заключалось в том, что все эти три строки нужно было производить одновременно: читать, сплетать пальцы в жест, вызывать нужное чувство – гнев, тревогу, радость, восхищение, печаль. Мало того, по-настоящему сложное заклинание могло быть расписано на десятки страниц, и при его чтении следовало ни разу не сбиться, иначе весь труд пропадал даром. Алфавит рун достигал пяти тысяч знаков только в современном толковании, а старые словари вообще предлагали запомнить от восьми до двадцати тысяч рун на древних или же давно мертвых языках.
Да, именно на рунических письменах плелись самые мудреные заклятия. Но в остальном, что касалось практики, Таня не знала соперниц – прабабкин браслет все охотнее помогал своей хозяйке, и даже сама Олеша не раз кидала на него жадные взгляды. Даша рассказывала, что среди учениц ходят самые чудные сплетни: всем интересно, как молодой и неопытной ведьмочке достался браслет столь небывалой мощи, за какие такие заслуги? Выдвигались самые различные предположения: от простых, вроде счастливого нахождения браслета в лесу под деревом, до весьма скандальных и неприличных. По этой причине Татьяна сторонилась своих товарок и не дружила ни с кем, кроме Дарьи.
Второй глоток кофе принес меньше радости: опять мало сахара положили. Чашку кофе Татьяна притягивала заклинанием выманивания; скорее всего та прилетала из ближнего города, из какого-нибудь дома на окраине. Вначале девушка испытывала угрызения совести: все-таки она забирает чужой кофе, попросту говоря – ворует! Но, во-первых, она всегда отдавала чашку назад, а во-вторых – нечасто ей удавалось выбраться из дома, чтобы попить кофейку в лесу.
Допив напиток, девушка невольно поежилась, потерев одну ногу о другую: над влажной землей низко стелился редкий туман, ветерок нес за собою снежную пыль, босые ступни совершенно замерзли. Как жаль, что во время учебы ведьмам запрещалось носить обувь: ходьба босиком по сырой земле позволяла лучше чувствовать силу природной стихии. Таня вскочила и принялась энергично размахивать руками и трясти ногами, чтобы согреться. После этого она запрыгнула на пень и строго сказала: